Художественная культура русской провинции: проблемы и методы изучения

Л.Б.Сукина

(Переславль-Залесский)

 

В период культурного поворота 90-х гг. XX в. заметно возрос интерес к истории русской культуры, в том числе и к  культуре русской провинции, которая долгое время оставалась “терра инкогнита” даже для специалистов.

         В России провинция – это понятие административно-географическое и историческое. К провинции принято относить все, что не является столицей. На наш взгляд, провинциальная культура со всеми присущими ей особенностями начала формироваться после объединения русских княжеств под эгидой Москвы в конце  XV в. Но этот важный теоретический вопрос требует специального исследования. Поэтому сейчас мы ограничимся замечанием, что данная работа посвящена рассмотрению общих проблем изучения культуры российских регионов без каких-либо хронологических рамок.

         Понятие культура вмещает в себя множество сфер духовной и материальной деятельности человека, и охват в целом даже культуры русской провинции не представляется возможным. В качестве предмета нашего исследования мы выделим провинциальную художественную культуру, поскольку она лучше изучена, и ее наиболее интересные памятники хорошо известны.    

База для исторического изучения художественной культуры провинции была заложена еще в XIX веке благодаря исследованиям  сохранившихся в российских городах древних памятников православного благочестия,  предпринятым при покровительстве императора Николая I, и продолженным в дальнейшем столичными и губернскими научными обществами.¹

         В последней четверти XIX века изучение регионального культурного наследия сосредоточилось в губернских археологических обществах и архивных комиссиях, имевших свои печатные органы, а также в древлехранилищах и церковно-археологических музеях, создававшихся в старинных русских городах (Владимире, Новгороде, Ростове Великом, Ярославле и др.). Активнейшее участие в исследовании местных памятников культуры, их выявлении и описании, а также в сборе сведений о старинных обычаях и обрядах, еще сохранившихся в провинции, принимали наиболее образованные и имевшие тягу к науке представители духовенства: благочинные, настоятели храмов крупных монастырей и городских соборов, преподаватели духовных академий и семинарий. Их работы охотно печатали губернские и епархиальные ведомости, в большинстве своем издававшие специальные историко-литературные приложения.

         Сочинения губернских и уездных “археологов” грешили описательностью, зачастую были не вполне корректны с точки зрения классической науки (эмоции и местный патриотизм заметно преобладали над научной объективностью). Но благодаря им до нас дошел значительный пласт информации о памятниках культуры, источники которой в дальнейшем оказались утрачены. Так, в исторические обзоры монастырских и церковных древностей нередко включали фрагменты документов: грамот, описей, вкладных и переписных книг, описания ныне утраченных произведений иконописи, прикладного искусства, архитектурных сооружений, пересказы местных легенд и преданий. Поэтому церковно-археологические исследования XIX века до сих пор не утратили своей научной ценности для историка культуры.

         Бурный всплеск региональных историко-культурных исследований наблюдался в течение первого десятилетия после октябрьского революционного переворота 1917 г. В это время во многих губернских, уездных и волостных центрах России возникали краеведческие и научно-просветительные общества, кружки, музеи. Краеведение, в том числе и историко-культурное, стало массовым научно-культурным движением.² Именно в этот период была выявлена основная масса архитектурных и художественных памятников, памятников письменности, обследованы старинные помещичьи усадьбы и купеческие особняки, сформированы коллекции крупнейших региональных музеев. Активно собирался и изучался местный фольклор и народное искусство деревни. Этому процессу способствовал и тот печальный факт, что многие крупные ученые в силу экономической или политической необходимости были вынуждены временно покинуть столицы и переселиться в провинцию. Именно они своими исследованиями на местном материале давали мощнейший импульс краеведческой деятельности, формировали провинциальные научные и музееведческие школы, способствовали становлению исследовательских методик. В научном сообществе тех лет были налажены тесные контакты, благодаря системе специальных организаций, регулярных съездов и конференций, периодических изданий осуществлялось постоянное общение исследователей из различных регионов страны.

         Следует отметить, что публикации этого времени, так же как и предшествующего периода, нередко грешат торопливостью и дилетантизмом, а к концу 20-х гг. и определенным социологизаторством, что не помешало им сформировать научную традицию исследования культуры отдельных регионов, когда при выявлении местных особенностей культурного развития непременно учитывались аспекты общенационального художественного и исторического процесса, потенциальные источники внешних влияний и заимствований.  Созданные в это время краеведческие экспозиции местных музеев, в которые щедро включались разделы древней живописи, церковных ценностей, рукописных и старопечатных книг, создавали устойчивое представление о культурном своеобразии каждого провинциального города и уезда и степени участия его населения в формировании общерусской культуры.

         Расцвет исторического изучения духовной культуры в провинции был прерван репрессиями против краеведов 1929-1931 гг. Многие наиболее талантливые исследователи были арестованы или высланы и на долгие годы лишились возможности продолжать научную работу. Репрессивная машина всей своей тяжестью обрушилась в первую очередь на историко-культурное краеведение. Оно было квалифицировано как «гробокопательско-архивное» и ликвидировано.³ Научные общества были закрыты, провинциальные музеи лишены права издательской деятельности,  формирование их коллекций, в том числе и художественных, поставлено под строгий контроль партийных органов, а из экспозиций выведены разделы, посвященные духовной культуре региона. Постепенно областные и районные музеи превращаются в «культкомбинаты» по пропаганде достижений социализма. Не поощрялись историко-культурные исследования и в провинциальных Вузах. На целые десятилетия культура русской провинции стала едва ли не синонимом «художественной самодеятельности» в самой примитивной форме ее существования, не представляющей из себя ничего ценного для осмысления «настоящего» культурного процесса, и не достойной внимания серьезного исследователя.

         Оживление интереса к памятникам культуры, сохранившимся в провинции, произошло в 60-70-е гг. в связи с начавшимся туристическим бумом, который совпал с расцветом научной реставрации  и массовым увлечением древнерусской литературой, живописью и архитектурой, народным искусством и фольклором. Большую роль сыграло издание многотомной истории русского искусства.⁴ В это время формируются представления о местных школах иконописи и зодчества. Издаются альбомы-путеводители по старым русским городам.  Однако в большинстве работ рассматривались только наиболее яркие памятники, а сам исторический процесс формирования художественной культуры российских регионов, в основном, оставался за рамками исследований. К числу немногих исключений следует отнести монографию Г.В.Попова «Художественная жизнь Дмитрова в XV-XVI вв.».⁵

         Практически все публикации 60-70-х гг. принадлежат перу столичных ученых, которых интересовал только древнерусский период, когда культура крупнейших региональных центров, таких как Владимир, Новгород, Ярославль, Ростов Великий, Тверь и не была провинциальной. Художественная жизнь провинции XVIII-XIX и даже XVII века в научной литературе почти не освещались. Перелом наступил в 80-е гг.  после выхода в свет трудов В.Г.Брюсовой, посвященных русской иконописи XVII столетия и крупнейшим художникам иконописных школ Поволжья.⁶

         90-е гг. открыли новые перспективы в изучении культуры провинции. Знакомство с трудами западных ученых, новыми методиками, возвращение в научный оборот забытых отечественных публикаций оказали огромное влияние на формирование культурологического подхода к художественному процессу, при котором наследие прошлого не разделяется на безусловные шедевры и ремесленные поделки, якобы не имеющие эстетической и научной ценности. Предметами исследования становятся поздняя иконопись, прикладное искусство и лубок. Особо следует отметить работу О.Ю.Тарасова «Икона и благочестие», в которой блестяще продемонстрирован историко-культурный метод анализа иконного дела XVII-XIX вв. в России.⁷

         В 90-е гг. активизировалась и исследователи в самой провинции. Одной из причин этого стало предоставление государством определенной политической и экономической независимости регионам. В процессе становления этой независимости у региональных властей возник интерес к истории и культуре своих территорий. Во многих областях в Вузах и средних школах были введены курсы краеведения, значительно увеличилась доля регионального компонента в традиционных учебных дисциплинах: отечественной истории, истории русской литературы, музыки, театра, изобразительного искусства, а затем и культурологии.

 Оживлению исследований на местах способствовала учрежденная в ряде регионов система губернаторских грантов и премий за историко-культурные и краеведческие работы, привлечение средств бюджетов субъектов федерации для обеспечения поддержки региональных конкурсов федеральных научных фондов (РФФИ, РГНФ). Во многих провинциальных центрах на базе музеев и Вузов была восстановлена практика проведения периодических научных конференций, посвященных местной истории и культуре (например, «История и культура Ростовской земли» в Ростове Великом, «Чтения по древнерусской литературе и культуре» в Ярославле и т.п.). Открыты кафедры краеведения и культурологии. В некоторых городах сделаны попытки реанимировать массовое краеведческое движение.

Но на фоне явного прогресса в деле организации исследований и публикаций довольно отчетливо выступает ряд проблем и недостатков методологического характера, обусловленных всей предыдущей историей изучения провинциальной культуры.

Основная проблема – утрата школы в результате прерывания исследовательской традиции.  В силу этого обстоятельства многие специалисты из местных музеев, архивов и Вузов, которые в провинции являются базовыми центрами историко-культурных исследований, были вынуждены обратиться к методикам начала XX в., которые в наше время не могут восприниматься иначе как анахронизм. Многочисленные публикации памятников «церковной» старины, ставшие в последние годы вновь популярным жанром культурологического краеведения, еще сильнее испытывают на себе влияние «старой» литературы, вплоть до церковно-археологических трудов XIX в.

Художественная культура русской провинции вплоть до революции 1917 г. была тесно связана с деятельностью русской православной церкви. Эта связь была намного сильнее, чем в столице и нередко определяла общий характер культурного процесса. Практика же исследования конфессионального влияния на становление культуры того или иного региона не развита. Поэтому в современных исследованиях роль церкви или преуменьшается или преувеличивается, причем и те и другие попытки выглядят довольно наивно и тенденциозно.

То же самое можно отметить и в отношении дворянской или купеческой культуры в провинции. А изучение культуры рядового городского населения губернских и уездных центров еще только переживает свое становление.

С ростом самостоятельности регионов и самосознания местных властей и интеллигенции появилась тенденция к переоценке роли региональной культуры в культурогенезе России, как правило, в сторону завышения. Подобные претензии зачастую не оправданы и не способствуют формированию объективной картины истории культуры.

Большинство выходящих в свет работ носит публицистический характер и зачастую аккумулирует информацию уже известную по другим опубликованным источникам.

Надо отметить, что воссоздать историю культуры того или иного региона бывает сложно по целому ряду причин. Среди них следует выделить проблему определения культурного ареала. Одна только центральная России пережила несколько крупных переделов административных границ, в результате которых культурные центры  то теряли, то  приобретали свою географическую периферию. Все это требует очень внимательного исследовательского подхода, учета хронологии, этнографических аспектов, хозяйственных и культурных связей.

Еще одна проблема – недостаточная изученность отдельных памятников, историко-культурных комплексов и «культурных гнезд» в провинции, особенно это касается тех городов, где нет своих музеев или Вузов, или же эти учреждения избрали другое направление своей деятельности. Хотя за последнее десятилетие здесь заметен определенный прогресс. Например, такая работа активно ведется в Твери, Ярославле, Рыбинске, Туле и некоторых других городах.

Кроме того, нам представляется важным провести линию водораздела между собственно провинциальной культурой и культурными фактами, имеющими географическую принадлежность к территории провинции, но объективно относящимися  к общенациональному историко-культурному процессу. Таковыми могут быть, например, эпизоды жизни и творчества выдающихся писателей, актеров, художников. Прежде чем заносить их в актив региональной культуры следует определить, имел ли этот эпизод серьезное на нее влияние, оставил ли местный след или же носил поверхностный характер и интересен лишь как исторический факт либо курьез.

Еще раз подчеркнем важность именно историко-культурного, а не искусствоведческого изучения художественной культуры в провинции. При оценочно-эстетическом методе классического искусствознания многие художественные явления, имеющие важнейшее генетическое значение для формирования региональных культур, оказываются отброшенными на свалку истории, а процесс культурогенеза разрывается.

Отношение к провинциальной художественной культуре как к процессу требует современного методологического подхода, сочетающего методы исторического и художественного анализа и философского синтеза. Только тогда станет возможно создание истории культуры каждого региона и воссоздание истории провинциальной культуры в целом, как неотъемлемой части общероссийского культурного процесса.